Дочь Роксоланы - Страница 61

– А молочной сестре султанской дочери, конечно, никаких милостей не причитается… Даже если она не только сестра, но и ближняя служанка.

– Мне до сих пор не удалось понять, кто из слуг в дворцовом штате значится «ближним» официально, а кто лишь называется так. Я, впрочем, и стараний не прилагал.

– Наверное, за молочную сестру получит милость Эмине, кормилица, – предположила Орыся. – Пусть ей и правда достанется что-нибудь дорогое и красивое.

– Пусть, – согласился Узкоглазый Ага. – А ты что, действительно хотела бы сейчас оказаться в том зале? Как доверенная служанка своей сестры?

– О Аллах! – Девочка содрогнулась. – Конечно нет! Вот здорово получилось бы: отец решает поднести этой служанке, допустим, серьги… собственноручно, в знак особой чести… Подзывает, откидывает чадру – и видит мое лицо. А то и Иблисову метку. Ту самую…

Она рывком села на кушетке.

Все хорошо. Все и вправду закончилось хорошо. Никого не погубила Иблисова метка.

– Как думаешь, матушка прикажет наказать меня? Она сказала, что моей вины в случившемся не видит, но на самом-то деле…

– Не знаю, – евнух пожал плечами, – аудиенция у султана продлится долго, завершится великим проявлением милости и щедрости. Возможно, после такого ничья вина уже и не вспомнится. Да ты в любом случае не думай об этом пока.

– Я действительно была неосторожна, – призналась девочка. – Не сегодня, а вообще. Иначе проклятый Кара – да не напоят его в Преисподней чем-либо иным, кроме кипящего гноя! – вряд ли смог бы проведать…

Она запнулась, сообразив, что Кара, вполне вероятно, уже вкушает напитки Преисподней. А если еще и нет, то, надо думать, молит судьбу, чтобы скорее было да. Потому что на этом свете умеют причинять куда горшую муку, чем на том: палачи Дворца Пушечных Врат – опытные, умелые мастера, любому из них демоны Преисподней разве что в подмастерья годятся.

– Да, твоя вина в этом есть, – с легкой усмешкой кивнул Доку. – Но чем бы ни завершился этот день, ты ведь понимаешь, что исход мог быть неизмеримо хуже. И для моих девочек, и для моей госпожи.

– Уж понимаю… – вздохнула Орыся. И тем же тоном продолжила: – А что ты еще хочешь сказать мне?

– Я?

– Ты, Доку. Ты. Уж мне-то не надо лить твердый щербет в чашу, а жидкий класть на блюдо. Что ты хочешь мне сказать? Или ты спросить что-то у меня хочешь?

Евнух помедлил.

– Да, – кивнул он, садясь на кушетку рядом с Орысей, – мне следовало бы все время держать в уме, что моя девочка не только умна, но и наблюдательна. Скажи, ты помнишь, с кем разговаривала, прежде чем проснуться?

Вопрос прозвучал так странно, что Орыся помедлила с ответом. Доку, конечно, не имеет в виду последний разговор перед тем, как она провалилась в этот похожий на обморок сон. Значит…

– Ты не бредила, – заверил ее Узкоглазый Ага. – Это была именно беседа. Так вот, собеседника помнишь ли?

Девочка испуганно посмотрела на своего наставника. И тут же постаралась скрыть это выражение под насмешливостью.

– Это, наверное, я с Карой бранилась. Больше не с кем. Что, очень много нехороших слов произнесла, да? Запретных для моего пола, возраста и воспитания? На один прут наговорила – или на целых два?

Она осеклась, заметив, как помрачнел взгляд Доку-аги.

– Теперь уже ты мне льешь жидкий щербет на блюдо, а твердый в чашу. Не бойся и не стыдись: есть вещи, которые действительно могут испугать. Тем более неподготовленного. А я-то, старый дурак! Учил многому, а вот о таком поставить в известность даже в голову не пришло. Но кто же знал…

– Чему ты меня не научил, Доку? – робко спросила Орыся, больше не пытаясь храбриться.

Евнух некоторое время колебался. Но потом все же решил, что промолчать будет хуже, чем ответить:

– Кое-что может открываться с неожидаемой стороны. Да, через сны тоже. И если кто-то оттуда пытается что-то сообщить… как-то защитить…

Он умолк, вновь усомнившись. Что вообще можно знать о Силах, нам неподвластных? Во всяком случае, неподвластных тут, среди мира живых? Да ничего! Остается только предполагать и догадываться, а это заведомо ложный путь, потому что ведет он куда угодно, только не к истине, не к знанию. И страшно одиноко будет на таком пути, потому что следы предстоит искать в потемках и не на кого будет опереться, некому подставить плечо.

Разве что попытаться оградить еще тут, по эту сторону, до…

Девочка же тем временем судорожно пыталась вспомнить хоть что-нибудь из своего сна. Но там зияла сплошная дыра, в которой никакого разговора не осталось. Даже отдельных слов от него.

Был там, правда, отпечаток руки – кажется. Кровавый. На двери.

Почему на двери?! Должен ведь быть на стене рядом.

Или это другой отпечаток?

* * *

Доку встал. Подошел к окну. Сквозь пластины восьмиугольных стекол посмотрел на небо (какое же оно тут все-таки высокое!), словно ожидал оттуда подсказки. Но Аллах, видимо, смотрел сейчас в другую сторону, и до своего раба Аллаху дела было не больше, чем солнечной Аматэрасу О-Миками, будде Вайрочана, чье имя здесь никому не ведомо и поминать его нельзя.

Круг замкнулся, и замкнулся как раз на нынешнем рабе Аллаха. Право, не сам ли раб виноват, что так вот происходит? И не много ли он на себя берет, этот раб? Судьба у него будто бы такая? Начертано так? Да, именно так… И будет так и впредь, пока… Доку вздохнул. Что там будет дальше, как раз самой Судьбе и ведомо. А он всего лишь по мере сил и возможностей старается оградить свою воспитанницу от ее, очень возможно, жестокой участи. Пусть даже такова воля Судьбы.

Нет и не будет у него другого пути. Эта стезя выбрана давно – и слишком поздно о чем-то жалеть. Да и не тот он человек, чтобы жалеть. В особенности себя.